dyrbulschir | Entries tagged with румыния

Или же дак, что движется вниз, от союзника Истра;
Рима дела и падения царств его не тревожат.
Ни неимущих жалеть, ни завидовать счастью имущих
Здесь он не будет. Плоды собирает он, дар доброхотный
Нив и ветвей; он чужд законов железных; безумный
Форум ему незнаком, он архивов народных не видит.

Утро не было бодрым.
Все долго высыпались из мешков, сетовали, что ботинки промерзли и, грея руки чашками с кофе, обсуждали, что ждёт нас дальше.
Нюша поправляла хвостик и мокрые носки на веревочке, морщила нос:

– Вот, Румыния, катайтесь на своих фуникулерах. Девица, медведи, снег, шприцы и вампиры! Последняя провинция Римской империи, Сарматагетуза… Снегу как на Эвересте, и все люди пропадают.

Настя задумчиво качала головой и заваривала себе грибы – Настя человек не болтливый, серьезный и основательный – от нее ни медведь, ни лыжник не скроется.

Миша вдохновенно говорил так:
– Вспомните Перевал Дятлова. Все эти шатания по зимним горам до добра не доводят. Радиация, шпионы или беглые уголовники?
(тут разговор надолго учесал в эту степь).

Наконец, как ни странно, мы вышли. Сплошные снежные поля скоро кончились, и начались приятные глазу подлески с кучей, невероятной кучей крокусов. Никаких следов заметить было невозможно. Мы шли и оглядывались – и вокруг не было ни фуникулеров, ни снега, лишь тропки, сухая желтая трава и миллиарды крокусов. Мы, как даки, шли и собирали плоды – приятные глазу, навсегда нас обогатившие – цвет неба и перелив облаков, сто крокусов и среди них один отщепенец, выродок – белый! Отлив (шелковый) сухой и соломенно-переливчатой травы под серым небом и далекие горы в дали в колючих игольчатых панцирях.

Дорога спускалась вниз, и наконец мы вошли в лес.
В лесу было сумрачно и тихо. Везде лежали сугробы; по ним вились цепочки следов – от огромных, примерно 48-го размера – или это были лапы? до чьих-то странных – в ботинках? В снегоступах?

Мы шли и пытались выработать теорию:

– Наступать надо в след, – говорил 25-тикилограммовый Веня назидательно, – тогда не провалишься по колено, по бедро, по штаны в этот противный снег!

И увы, даже пятьдесят два проваливались, проваливались позорно.

В лесу снежно и оттого тихо – звуки, как в старом ковре, тонут в этих буграх: старые ноздреватые валы снега (ну, как волны) посыпаны кусочками коры с деревьев, иголками. Даже уютно и пахнет сыростью, лесом – вот только карамба, ботинки опять мокрые!

Вышли к озеру через два часа примерно. Озеро ледниковое, невероятно извилистые берега, будто один бог другому палочкой чертил, что такое меандр и меандрировать – но где льда нет, там цвет потрясающий, изумрудный, как у всех ледниковых озер.

Как снег кончился, так и следы – и везде вдоль озера дорога. По шоссе машины, а Саши с сушками все нет, но если идти-идти по шоссе, то минуешь гору-перевал, а потом спустишься в долину, где обешаны и кабаны, и речка, и всякие начала манящих дорог.

…Сначала звук был нечётким, и показалось – сон продолжается. Но постучали снова – твердо и решительно. Не, не сон. Зачем ломиться ночью в дверь? – за ней стоит ужасный зверь. Может, это Уникум меняет реальность, и медведи пришли за уколами и ванной? Пастухи поняли, что мы спим в их кроватях, едим их ложками, и гонят. Служба Охраны Очень Одиноких Домиков Черт Знает Где Расположенных от захвата русскими туристами продолжала стучать в дверь.

В соседней палатке настороженно и чутко дрогнули всем содержимым:
– Ты откроешь? Ты у нас единственная, где говорит по-румынски.
– Давай со мной. Я…очень боюсь.

Ээээ. Что спросить, если в дверь домика в горах (снаружи только эдельвейсы и крокусы) постучали. Вы нас не обидите? Проваливайте, проваливайте отсюда? Или «что вам нужно, о любезные господа и прекрасные дамы, этой дивной ночью»?

Я стояла и сумрачно собиралась с мыслями.
– Доброй ночи, – наконец издалека начала я.
– Уважаемая госпожа, откройте пожалуйста – горные спасатели и служба безопасности. Securitatea.

Там был давешний мужик в красной куртке и с ним еще один, в синей и с усами. Фонари, палки, блестящие глаза, луна на небе.

– Пропала девушка, каталась на сноуборде, – серьезно сказали они. – Вы не встречали ее сегодня? Черная куртка, зеленые штаны, лет восемнадцати, бледная и черноволосая (в общем, тяжело понимать речь, которую не слыхал лет этак двадцать пять).

– У нас точно ее нет, – побожились мы, они заглянули во все палатки.

Не видели ни ее, ни следов сноуборда – но может, она уехала в другую сторону горы, тут у вас фуникулеров – просто веер возможности, утром в Брашове, вечером в Патагонии.

Нет, нет, горестно покачали головами мужики, нет её нигде, но если что где увидите, позвоните по этому телефону – он протянул бумажку с номером, наверху девиз, и знаки фирменные – массив Бучеджь, служба безопасности парков и большая медвежья голова.

Покачивая своими небольшими головами, мы отправились спать, обсуждая, куда могла она, неведомая зеленоштанная девица, запропасть.

Рано утром с нашим домиком на снегу красовался след чьей-то лапы.
– Вряд ли медведь, Лад, – качал головой Миша, – крупная скорее такая рысь. Или медвежонок.
– Но где следы мужиков? И где следы девицы?

Ночью в горах всё происходит быстро. Луна как сумасшедшая гонщица пересекает пол-неба, светает-темнеет, проносятся из пещер с адским ультразвуковым воем (не слышным!) живородящие кровососущие, приходит медведь на ветеринарную ферму – летом пастухи его жалеют, вкалывают укольчик с витамином Е для овец, шерсть становится густой, шелковистой.

Путеводитель сообщает:

"В пределах парка Бучеджь отмечено большое количество пастбищ, где пасутся овцы и кони. Также значительны по площади безлесые горные участки. В горах залегают известковые конгломераты, образующие здесь чёткие формы рельефа, получившие специфические названия: Сфинкс и Бабы. Довольно разнообразен растительный мир гор. Многие его представители не имеют аналогов больше нигде в мире (морозостойкие крокусы уникального антарктического происхождения). Особенно редки и прекрасны горные цветы. Водятся серны, медведи, рыси и лисы с зайцами."

Вот они, конгломераты.

...Пол домика представлял собой просто-напросто слой льда – серый, пыльноватый – как ледник, что годами стекает со склона горы. На льду надлежит кувыркаться на коньках или ходить в кошках; ставить палатки внутри домика (это как матрешка в матрешке) – странное дело; однако мы его провернули.
Крокусы нахально синели даже и ввечеру, палатки стояли бок к боку в амбаре? или как это там у них, ветеринаров и пастухов, называется. Мы заперли дом на задвижку.
Вечерние разговоры в коммунальной квартире напоминает это все.
– Интересно, а медведь если придет, выдержит задвижка или не выдержит? Привык, верно, ломиться в запертые двери.
– Лад, а чем там пахнет, не Уникумом?
– А вы, в соседней палатке, лед чувствуете?
– Мама, а что, в Румынию еще другие люди ездят? В других странах гостиницы лучше.

Но постепенно всё замолкло. Уснули.
Ночью в дверь постучали.

Долго ли, коротко ли, но снега-сплошным-ковром сменились снегом с проталинами. Всё познаётся в сравнении!
Казалось бы – просто земля, сухая травища, немного крокусов! – а сколько радости. Эти их румынские крокусы – сильное, могучее, морозоустойчивое растение. Его бы увеличить до размеров сосны – и можно было бы думать об изобретении новогоднего крокуса вместо зеленой елочки. Ничто их не берет.

Не мочить ботинки! не ступать на каждом шагу в ледяную жижу! Жизнь определённо на налаживалась на высоте 1800 метров, курорт! Казалось ещё туда-сюда, шишки-поварёшки, час-другой – и дойдем до предела наших мечтаний – озера (а мужик не верил).

Но тут внизу слева заманчиво показалась крыша неизвестного домика.
Местные приюты для скота – слабость, в которой трудно себе отказать. Ещё в прошлом году мы заценили, как приветливы они к закоченевшим путникам, как гостеприимно распахивают они свои заиндевевшие двери с прорехами, износившиеся крыши.
Оказалось, что это очередная стана, пастуший приют.
Там были дивные блага цивилизации:
– стол на улице;
– матрасы и какие-то куртки внутри;
– культовая вещь – загон для скота с бассейном (замерзшим).

– Фонтан и сауна для овечек! – сказала Настя. Развернулась дискуссия, считать ли во множестве лежащие вокруг шприцы свидетельством падения нравов румынских пастухов, доказательством их неважного здоровья или ваще чем?

Но после того, как были найдены пузырёчки с витамином Е для овечек, мы поняли – это ветеринарная станция!

Быть нигде.

Идиллия и крокусы, солнце садится за горой.

А потом наступила ночь.

Когда тебе предстоит дойти до той горы, вниз-вверх и вниз-вверх – вроде немного! – и кажется, что близко, важно учитывать, что по снегу идти совсем не так просто, как по голой земле. Новый шаг сделать нужно туда, где снега максимально мало, ибо увязнет коготок (всей птичке пропасть), и выковыриваться из снега по колена с рюкзаком на спине вовсе не так сладко, как писать это в тепле и уюте. Я троплю.
Но все отчего-то бодры и веселы, особенно идущий последним по утоптанной уже тропе В2. Он говорит так:
– Составляю поисковые запросы. Например, такой: ок, Гугл, как не проваливаться по колено в этой вашей солнечной Румынии?

Через полчаса достигаем еще одного фуникулера. Вообще это тема – путешествовать по горам только на фуникулерах, смотался на денек, вниз-вверх, и вроде и в горах и пьешь чай в тепле.
С ужасом смотрят лыжники (побросали кататься), на нас, бредущих по снегу. "Вы к озеру?" – сочувственно говорит один. – Вам туда!

Желтый, желтый крестик. Миша подбадривает:
– Зато медведи точно спят еще! А собак мы уже видели. Осталось из неизведанного только кабаны, не посещенные в прошлом году.
– Хлюп! – отвечают мокрые ботинки.
Тут надо рассказать ещё про алкоголь. Собираясь в горы, каждому надлежит иметь с собой бутылочку крепкого спиртного (осиновый кол и чеснок). Как истинные сибариты, все отрывались – у Насти был какой-то ликер, у Миши коньяк, у Нюты – и виски, и коньяк, у Ильи – водка и тд. В городе Б я решила – мне нужно что-то аутентичное, что навсегда будет ассоциироваться у меня с этими дивными местами, полными крови, вампиров, улица Жестянщиков, дом 5. Как-то раз достался мне привезенный из города Будапешта местный напиток "Уникум" – круглая такая бутылка с крестиком, что-то вроде настойки с апельсиновым вкусом. Все знают, как люблю я апельсины. Куплю "Уникум", буду волшебно прихлебывать, когда ноги мокрые и пурга завывает. Но не все так просто. В магазине стояла, как на грех, целая шеренга этих пузатеньких бутылочек. И крестики, собаки, на всех разные! И надписи – только на венгерском! И никто не говорит на английском. Черный крестик, зеленый, желтый, оранжевый. Какой взять? Давайте судить по цвету крестика, ряжу я. И беру, натурально, оранжевый (апельсиновый, конечно!). Оказалось, слово не воробей, и правда оказался у меня уж такой Уникум, что земля дрогнет под ногами, небо обрушится на горы. Чота адская какая-то горчайшая, крепчайшая настойка на травах, с волшебным привкусом сероводорода; все с интересом наблюдают, как я прихлебываю...
– Лад, отойди, а! – это Миша. – А то ветер с той стороны, и что-то Уникумом уж сильно так пахнет, что жить не хочется.
Нюта с интересом смотрит, как меняется мое лицо после отпития, ее передергивает.

Завывал ветер. Облако медленно переваливало через гору. По колено или по щиколотку в снегу мы пробирались по заснеженному склону. Одно было твёрдо и неизменно в этом бушующем белом безмолвии: стояли промаркированные столбы с указанием маршрута "желтый крестик" – так называлась тропа к озеру Балбочь. И надо просто идти от столбика к столбику, не обращая внимания на промокающие ботинки и на то, как трудно продираться через наст, фирн, что они тут насыпали.

Вдруг из тумана вышел (не ёжик, но) мужик в красной куртке. Мы с недоумением смотрели друг на друга.
– Куда идете, братцы, – еле сдерживаясь, спросил он (имея в виду, какого чорта вы здесь делаете, имея малолетнего ребенка?)
– Идем в пеший поход, дяденька горный спасатель, – ответили мы.
(это вольный перевод нашей беседы, ведшейся на смеси румынского, итальянского, английского).
– К озеру Балбочь. Нам бы за ту гору, и туда вниз, и далече.

Он с сомнением оглядывал нашу экипировку (где гамаши? тулупы? снегоступы?) и качал головой. Наконец дал нам понять – вниз вы не спуститесь, там вам по пояс (сложная пантомима в непростых погодных условиях).

Идите туда, махнул он в другую сторону белого безмолвия, ищите и обрящете фуникулер, чтобы спуститься с этой горы к нужной вам тропе – и поправил Вене шапочку.

Минут через пять мы нашли фуникулер, он выплыл из снеготумана. Пикантность состояла в том, что на него надо было запрыгивать, и была велика вероятность с рюкзаком просто не поместиться на скамеечку. Но съехали, слава богам.

Дальше нам предстояло делать так.

Фуникулер ползет долго, сквозь тучи. В тумане не видно в какой-то момент ни зги, все молчат и думают: зачем поехал я на эту дачу, и становится и весело, и голодно. Наверху вдруг почему-то ресторан, сосиски и квашеная капуста, и можно минут десять сидеть в деревянном домике, не думать – что там, за стенами.

Но пора выходить в мир! А там – белое безмолвие. В прошлом году отчего-то думалось: вот мы попали, снег и туман, холодно и ветер. Тут даже подумать некогда – налетает ветер, надевай шапку, рукавички. Гамаши! Тулуп!
Снег метет. Снега по колено. И вот в снегу сидит она – румынская пастушья собака.
Ближе всего к ней по описанию – теленок в тулупе. Такая огромная, мохнатая!

Выглядят они примерно так:

Только переустройте все вокруг – снег, туман, ни зги. И лежит этакий гигантский зверь, а встанет – так повыше меня будет. В прошлом году я зачитывалась книгою "Путешествия по румынским Карпатам", и там было про эту породу – миоритик она зовется, не страшится сражаться с медведями и вообще – недоверчива, агрессивна, нападает на путников.
Недоверчиво лежит эта псина, а путники стоят и оглядываются – что, по колено в снегу? По пояс?
Мимо съезжают отчаянные сноубордисты, лыжники.

Миша говорит задумчиво:

– Недели три назад катались мы на Эльбрусе... На лыжах. Так там, клянусь, снега меньше было, чем в вашей солнечной Румынии. А у нас пеший поход!

Главное, что есть в Брашове – Чорная, чорная церковь. Такой старинный костел, потемневший от времени. Снаружи всякие человечки, согбенные под бременем лет, ну не химеры собора Парижской богоматери, но такие тоже как бы прыгуны из Волкова – неверные пропорции, круглая голова, маленький рост, странные.

Протестанты и невероятные упрямцы все как один; внутри же готика, витражи такие своды с балками; тут бывали и Дракула (давайте уж называть его Владом Цепешем) и прочие господари, однако же явных следов крови нигде нет.

На скале наверху написано – как в Голливуде! – Brasov, и всюду туман, малолюдно, изменчивость ландшафта, вниз-вверх, и немного домов разной степени старины. Трансильвания, но густо разбавленная современностью – неметчины нет ни вкуса, ни вида.
В Брашове шмыгают какие-то студенты, коммивояжеры, странные люди, похожие на менеджеров среднего звена – и лица маловыразительные.
В общем, мы собрались и поехали в Синаю.
Дороге виться минут сорок среди холмов, каких-то деревень, мимо горочек, гор, наконец горищ – и вот, бац, приехали. В Синае дома фахверковые, сосны. Ну и фуникулер – прямо на плато.

Фуникулер создан для Миши, а Миша для приключений; есть у него несколько слабостей. Одна, например, гаджеты – вы знаете историю про датчик движения. Кроме того, Миша резал (случайно! невпопад!) катамаран лазерным ножом на Алтае, владеет фонариком, энергия которого – атомный распад (эта музыка будет вечной). Ещё Миша калечится. Например, в прошлом году на волейболе он порвал связки, ходил, хромая, с трудом посещал митинги. В этом году прямо перед поездкой он снова – с упорством, достойным лучшего применения – пошел играть в волейбол. Бойтесь данайцев, мячи нарезающих свечкой – в общем, в ночь накануне похода Миша снова порвал связки.
– Лад, – говорил он извиняющимся тоном, – ты ведь можешь упростить маршрут? Нет, чтобы экстрим и виды, это да, но как-то полегче, ведь я буду в ортезе.
Путешествовать в ортезе на сочленении стопы с ногой – это целое дело. В ортез вставлены такие плоские палочки, конечно, они могут оказаться японскими металлическими палочками для убивания; пограничник прищурившись глядит на Мишу, Миша хмурится и не отводит глаз... Мы проходим в самолет.

Вернемся в сосновую Синаю. Тут есть фуникулер и туман, нам наверх – с 1200 на 2200; будет пересадочка посредине, все выше и выше, нам нет остановки. Зато сразу на высоте, и Мише не хромать с палочкою в металлических японских средствах убийства. Однако что-то заставляет задуматься. Например, в фуникулер с нами садятся лыжник и сноубордист. Со средствами, так сказать, передвижения; казалось бы, зачем они им 29 апреля?

Путь из Венгрии в Румынию – как путешествие из страны обыденности в небывалое. Сначала – поля люцерны, рапса, зеленого горошка. И вдруг среди поля – фазан (и курочка); стадо оленей (а впрочем, верно, косуль); и это все ничто – до тех пор, пока не появятся горы, заснеженные вершины, шапки. Топонимы становятся все страннее и страннее – не удивляйтесь ничему, даже тому, что поезд остановится и вам вдруг скажут – внимание, терроризм! Какой терроризм среди этих фазанов, крестьян, в европейской глуши? На путях обнаружена бомба! Что, вдруг, почему? Дети играли и нашли бомбу – времен второй мировой, она тихо лежала под рельсами все эти годы, и вдруг решила обнаружиться. Вас высадят на полустанке посреди тишайшей жизни, пересадят, наконец, куда-то вы доберетесь. Фортуна, подумаете вы. Небось у тех, кто ездит за 77, такого не бывает.
Но чу, поезд наконец прибывает – уж вечер, фонари, площадь среднеевропейского города, темнеют горы.
В поезде рядом с нами сидел человек и цыкал зубом – я все косилась, не облизнется ли.
Приехали; темнеет рано, душисто пахнут всякие кусты и деревья, темной ночью можно дойти до отеля за 7 минут.
Это Брашов.

Чтобы переехать из пункта Б в пункт Б, надо купить билеты на поезд Будапешт-Брашов – в те самые заветные два вагона.

Заходя на сайт венгерских железных дорог, тренируйте волю – самообладание вам понадобится. Англоязычная версия сайта крайне куцая и отчего-то не включает в себя такую мелочь, как собственно страница с покупкой собственно билетов. Помучавшись с нею, машите рукой, переходите на венгерскую версию, нажимайте на разные кнопки, пытаясь выстроить логику странствующего и путешествующего. Итак, в прошлом году вам улыбалась удача, и вы точно помните – вы купили билеты за 19 евро. Но на сайте отчего-то они лишь по 77. Вы пишете письма друзьям, не раз отважно и безрассудно покупавших билеты по этим стремным железным дорогам. Вы спрашиваете: куда девались билеты по 19?
Вам отвечают: фортуна! Ищи специальный тариф Fortuna! Где, где искать? включать автоперевод сайта и мыкаться по нему, дабы понять: фортуна доступна за 60 дней, а за 45 нет? Фортуна возит только в Сибиу, а в Брашов, улица Жестянщиков, дом 5 не осмеливается? принципы фортуны остаются неизвестными. Сегодня она есть, а назавтра тю-тю? Итак, каждый день вы начинаете с венгерских железных дорог. Вы нажимаете неизвестные кнопки, печатаете Budapest, Brasov – кубики падают на ребро 77. Уплыла моя фортуна, уехала.
Но вы продолжаете, и вот однажды (пятница, тринадцатое, луна в водолее и облако в окне) вдруг вам выпадает 19. Она, удача!
И вы немедленно покупаете эти удивительные, мерцающие билетики (а принцип остался неразгадан); кому-то повезёт, кому-то нет – чота так.

Известно, что на колонне Траяна в Риме, где рассказана в картинках история дакской войны, изображён дракон – один из символов Румынии. Есть ли на колонне вампиры, живородящие летучие мыши и осиновые колья, историки исследовали ещё не до конца. Однако сразу понятно, что Дакия (она же Румыния) страна не простая. Возьмём хоть Сармизагетузу (вслушайтесь в эти звуки!).
Эта бывшая крепость даков в горах Трансильвании расположена на высоте 1200 метров и в мае укрыта плотным ковром весеннего снега – рыхлого, зафирнованного, уже сероватого.
Говорят, именно здесь Децебал предал себя смерти, поняв, что проиграл войну Траяну, и на камнях Murus dacicus до сих пор видна его кровь, и по весне тающие воды уносят этот снег, эту кровь, растворенную почти до гомеопатического состояния вниз – в воды Днестра, в воды Дуная. На всём своем протяжении реки текут с кровью – так не удивляйтесь же, что Румыния полна вампиров.
Кровавые реки, осиновые берега.
Кончается Дунай Железными воротами, вот такими вот.

В узком ущелье на скале выбита суровая рожа Децебала, румынского короля – дело мое живет, кровь моя питает эти земли.
В этакие манящие края отправлялась наша отважная компания.

План был такой – не заморачиваться всеми римскими развалинами, разбросанными по диким румынским горам, не пытаться обставить дело как экспедицию по:
– медвежьим тропам;
– обильно политым кровью остатками военных укреплений «последней римской провинции» – Поролиссуму, Кастлвании, и местечку с дивным именем Потаисса. Никаких Потаисс!
– никаких кровососущих!
Бодрый и ловкий план охватывал только лучшее из возможного – перелёт в Будапешт (мы приближаемся издалека!), быстрый переезд на суперскоростном и современном поездочке Будапешт-Брашов в Румынию (плевать, что в поезде всего два вагона!), невероятные и отчаянные приключения умелых и веселых героев в горах. Никакой крови. Никаких медведей.

– По вечерам они вылетают из своих пещер и переговариваясь ультразвуками, отправляются на поиски жертв, – быстро и увлеченно говорила Нюта. – Зубы у них удобные, в темноте в комнату с младенцем проникнуть легко, и пожалуйста! Один укус летучей мыши-вампира, и вот уже ребенок чахнет, вянет…

Веня поёжился.

– Вампиризм – это явление, – серьёзно сказал Вася. – Чеснок, осина, серебро – все способы идут в дело; там, в Румынии, кусаются все – люди, медведи, румынские пастушьи собаки, летучие мыши. Говорят, даже Чаушеску принимал ванны из крови людей, и этим как-то так пробавлялся. Смотрите, что сделал он со страной, высосал кровь, – наконец как-то зловеще закончил он и оглядел всех.

Обсуждение маршрута поездки становилось гнетущим. Кажется, Наташа робко предложила Крым, и была запшикана. Новые правила заповедников, непонятно, как пересекать на пароме от Новороссийска, но на самом деле – на самом-то деле! – мы просто не могли поехать за девять тысяч рублей на самолете туда, куда десятилетиями лежал проторённый путь за две тысячи. Нет, кто вам считает? скажете вы, – и мы ответим: сами с усами.

– Итак: решено, снова в Румынию, только горы там не измождены кровососущими. Во-первых, собаки – так мы их и не видели, их от нас скрывают. Во-вторых, теперь мы знаем адрес дома, где родился Дракула: Сигишоара, улица Жестянщиков, дом 5. Улица Жестянщиков, вы подумайте. Следует посетить.

В комнате было 6 человек, атмосфера нервически действовала на всех.
Миша же быстро и не отвлекаясь ни на что сосредоточенно искал что-то в компьютере.

– Вот, я узнал точно, они живородящие!
– Кто?
– Вампиры!
– Какие вампиры? С улицы Жестянщиков, дом 5?
– Слушайте, вы о чём? Я, например, про летучих мышей, о которых мы это вот всё. Мы будем с ними встречаться? У нас экспедиция?

(Продолжение следует.)

Вот только придумаешь, что в этом году о предстоящей Румынии стоит написать самое смешное, небывалое и интересное – встречи с медведями, вампиры с замками, зубчатый край горы, плечо друга, с которым сюда влез, и светлячки, и куртошкалач, и огоньки в долине – все щедро посыпать шутками, поперчить приключениями и, чем черт не шутит, сочинить такое, такое – погони, секреты, тайны, как звонит Мишель и сообщает, что порвал связки и вообще что теперь как.
Литература вмешивается в жизнь! – сказал герой и перевязал ногу.

Но отважные путешественники не отступили перед трудностями.

В окрестностях Брана любил поохотиться на медведей бывший президент Румынии Николае Чаушеску. Благодаря нему, кстати, в Румынии очень увеличилась медвежья популяция, ибо охота на косолапых во время правления Чаушеску была строго запрещена по всей стране. Только сам "великий вождь" время от времени баловался — в одном из залов замка лежит шкура убитого им молодого медведя.

Окончание. Начало здесь.

Ботинки всю ночь лихорадочно стремились высохнуть. Тучи висели над городом низко, гор не видно, а значит – догадывайся, воображай – там идет снег.

Утром И. подпоясался, вздохнул, безнадежно повторил, что не умеет читать карту, надеется на мое описание, и свалил в горы. Фотоаппарат брать не стал, видимо, решил, что если пропадать – так без ценной техники.

Мы же отправились гулять. Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей, тьфу, я хотела сказать, кто настрадался в природной заповедности, тот особенно восприимчив к радостям города.

( Шагайте. )

Еще в школе я догадалась, что неправильно понимаю слово "сочинение". В третьем классе Андрюша Щеглов написал отличный рассказ, как он летом кормил птиц, катался на жирафах и, кажется, летал на коврах-самолетах (моя давнишняя потайная мечта).
– Главное, – объяснял он мне, – не бояться смело выдумывать и сочинять, это же выдумка, со-чи-не-ние!

Когда ветер хлещет в лицо очень туго справа, а ты выходишь на перевал, через который быстро и зловеще проносятся куски туч, и в разрывах этих кусачих холодных клочьев тумана мелькают елки, камни, хлопья снега, ты думаешь, что уже пора начинать вы-ду-мы-вать. Например, что вот вдали медленно перелез через тропу медведь, проскакал олень или, на худой конец, сидит пастушья собака. Но кажется, что в эту минуту самой смелой выдумкой ты бы счел сухие, например, ботинки. Или, скажем, варежки. Черт побери, шапку!..

Между вторым и третьим перевалом, когда одна сторона лица уже стала такой, знаете, красной от постоянно ударявшихся в нее грубых снежин, нет, не снежинок, Веня отчетливо сказал: "Давай я сейчас умру".
Нет, он не плакал, он даже уже смирился, что все дети как дети, а он путешествует по "потайным местам мира", где стоит ходить вдоль пропастей, а тебе за это расскажут сказку "Крошка Цахес" или "Необыкновенные приключения кота Мурра". Он опирался на мою треккинговую палку, у него была шапочка гнома и самые настоящие перчатки, две пары штанов, колготки, 3 майки, два свитера. И все равно было понятно, что в этой вакханалии снега, дождя, туч остановиться на секунду значит немедленно заболеть.
– Надо идти. Нет, мы не сможем передохнуть на этом ветру. Зато у нас есть леденцы...

В общем, от домика у Канайи до первого загона для скота мы шли вверх 6 часов с остановками, а обратно добежали за 4, ни разу не остановившись. Вообще было даже весело, да. Вкус мяса!

Зато! Внутри мы оказались совершенно, насквозь, вымокшими. Все куртки, свитера, обувь – у всех. Веньке достались мои запасные штаны и шорты, единственное, что было не ужасающе хлюпающим. Мы выпили чаю. Водки. Расслабились.

Теперь нам предстоял только лес, а значит – меньше снега, меньше ветра. Туман, капельки. Прошли за полтора часа, и мокрые, с рюкзаками, вломились в самый крутой ресторан Пэлтиниша, где пили вино, козыряли своими красными носами, обветренными ручками, уже забывая ревущие горы.

Взяли такси и уехали вниз, в милое уютное Сибиу с ваннами! Душами. Ресторанами.

...Вечером И. стал кругами ходить по нашему многокомнатному номеру, осторожно интересуясь, не видела ли я зарядку для телефона... – О, – сказал он вскорости.
– А, – повторил в задумчивости. – Ууу.... Знаешь, я забыл во втором загоне для скота самую важную вещь в мире. Мне надо вернуться.

– В эту снежную круговерть? Давай купим другую зарядку.
– Я забыл то, что нельзя купить. Свой дневник.

Ночь прошла под аккомпанемент капель дождя по дырявой крыше, обычно тому споспешествуют хорошие сны, как и шуму бегущей воды. Иногда барабанная дробь замолкала, и казалось, что Настя в палаточке на полу шепчет, что это не к добру - пошел снег, и потому не слышно громыхание крыши.

Если вы рисуете себе эту картину, начните с малого: очертите в воображении круг, пусть в нем будет стол, деревянный стол из неструганых досок, на нем три фигурки в спальниках, у Вени съезжает шапочка и теряется в глубинах спальника носок за носком, перехватите циркуль пошире – старый деревянный дом с щелями, на полу зеленая палатка, со второго этажа течет, и набегает большая лужа... На втором этаже - другая зеленая палатка, в ней спят, прижавшись друг к другу, две девушки. Без ковриков, без спальников, во вкладышах! Если отъехать еще подальше, проявится чернота снаружи, серость, беззвездность, туман, тихо падает снег, громко стучат капли, изморозь, холод, порывы ветра, сугробы, и ночью серые, а не лиловые крокусы. Ни одной пастушьей собаки не видно, отъедь внутренним зумом еще дальше: сидят отары по теплым оборудованным загонам в нижних деревнях, не скитаются в мае по горам. Знают это и медведи, и наверняка все еще лежат в берлогах: равно далеко и до малины, и до овец. Закрученная спираль долины велика, везде елки, в самом жерле долины – домик с красной крышей, рядом с ним сарай, над долиной – плато Дьявола, конечно, его не видно, потому что - туман, снег, осадки, и только громко стучит сердце в самом маленьком круге, потому что – не спится, и тренируешься в этом внутреннем зуме, отгоняя мысли, поправляя Вене слезшую шапочку.

Утром настал рассвет, который все конечно протупили. Никто не жаждал в 5:45 вылезать из домика, варить кофе, воображать в серой туче далекое солнце. Боги! стонали Миша с Настей, нашедшие себя в луже. Где моя шапка гнома? – насупленно интересовался мальчик. – Еще посплю, – сообщал И. – Дайте пожалуйста кофе – просила моя душа.

Наступала пора решать, что делать дальше. Если идти вперед, то форсировать плато Дьявола (я еще помню про немцев в палатке и удар молнией, а вы?), и до следующей кабаны 17 км.
– Будет закрыта, клянусь, – прогудел Мишка, угрюмо пакуя мокрые вещи.– И там дорога не пойми какая, а у нас еды вообще нет, только орешки и водка, еще 2 ночи без еды невозможно, вот немки подумали и побежали обратно, может и нам? Вниз всего около 15 км, и не надо пересекать плато...

15 или 17? Гарантированная еда или пустынное шоссе? На плато точно снег с градом. Мы повернули обратно, бесславные герои.

Мотивация – половина дела, ну для меня так. Если чего-то сильно хочется, то все равно, есть ли рукавички и шапка, промокли ли ботинки и видны ли елки в тумане в 10 метрах впереди. Мы понеслись обратно в ускоренном режиме. Ух, и холодно!

– Стоп, братцы, – через полчаса опомнилась Настя, ощупывая себя. – Фотоаппарат забыли!

...Пока Мишка бегал туда и обратно, мы отчаянно замерзали. Фотографий мало, тк в какой-то момент перестали разгибаться пальцы: И. отдал нам с Настей свои перчатки, скоро под проливным снегом они вымокли, и мы меняли их, надевая – каждая по перчатке! – то на одну руку, то на другую. Жаль, не видно, как идет снег. И как стучат наши зубы!

Итак, перед цирком, от которого не рекомендовалось отводить взгляда хоть на минуту, под моросящим снегодождем, в окружении морозостойких крокусов, с красными носами и пальцами, унылые, мы сидели над закипающей водой. У нас не было еды.

Верная принципу "в любой непонятной ситуации делай хоть что-нибудь", я в задумчивости посолила воду.

– Не переживай, Лад, - поддержал меня Миха. – Вечно все говорят, как хотят похудеть, вечер без еды, подумаешь; виски и водка есть, шоколадные конфеты, газ, чаю залейся.

...Вышел у нас натуральный суп из топора, сублимированное мясо и вода, все это я в задумчивости, ее подруге, посолила два раза. Илюша есть вообще не стал, Настя деликатно сказала, что могло быть гораздо хуже.

И тут в дверь постучали.

Вампиры? Медвери? Румынские пастушьи собаки? Спасатели?

Нет, друзья, то были еще одни восторженные читатели "Горных походов по румынским Карпатам".

Дивный вид на цирк из рефуджитории (йес, я научилась писать это слово!) "Канайя" растревожил их сон, и они пришли сюда вдвоем, две немецкие барышни пример 30 лет от роду, угрюмая блондинка и доброжелательная шатенка. Пришли, наивные, без еды, без спальников, без палаток. Вот, сказал бы Сережа Д., плата за доверчивость. Ушами бы не хлопали, добавил бы он, а думали головой – мыслимое ли дело так поверить книге, котоая явно завлекает наивных, доверчивых людей в адские места без еды, без палаток. Пораскинули бы мозгами, кто, значит, эту книгу писал и с какой целью.

Барышни были обескуражены надвигавшимися сумерками, запертой кабаной и вообще жизненной ситуацией. Мороз крепчал, и лишь крокусы лиловели.

– Мы дадим вам палатку и водку, – предложили мы. – Еще у нас есть чай и конфеты, тоже дадим. Но спальников и еды у нас нет.

Главное – не отводить взора от цирка.

Девушки обрадовались и признались, что мы их спасли. Так мы встретили 9 мая – спасением немецких туристов в опасных румынских Карпатах.
Мы жгли костры, пили виски и чай, говорили об Украине, о том, что девушки опасаются ездить в Россию, ибо женаты, о комплексе вины и еще о тысяче разных вещей – с видом на закат, снег, вершины в снегу и в снежной буре. Пилили дрова, пили и разговаривали.

Внимание: вопрос. Кто на фото блондинка, брюнетка и шатенка?

А если вам интересно, что делал Веня, то скажу – ел кашу и читал.

Да, и ночью шел снег. И дождь. Светлячки пребывали в зимней спячке. У нас приятно урчало в желудке, убаюкивающе.

...Есть определенное очарование в сравнениях. Скажем, большой руки с маленькой, неба с бездной, человека с пространством. Долго заворачивающая тропа, идущая траверсом по внутренней впадине гребня предлагала сравнить себя – крошечного – с масштабами гор. Обычная жизнь как-то не дает к тому поводов. Я совершил побег из повседневности! – летели мои мечты, чав-чав – хлюпали мои ботинки по ~~дороге из желтого кирпича~~ отлично промаркированной тропе.

– Смотри, на противоположном плече долины какой-то домишко с красной крышей, – полтора часа назад, начиная траверсировать склон, заметила я спутникам. – Может, это она, спасительная станция, рефуджитория Канайя, тьфу, Каналья? Миша сощурился:( От его глаза ничто не скроется. )

Удивительно, но утром вскочили в 6. Кажется, это были единственные полчаса с солнцем. Которое красит нежным светом.

Screen Shot 2014-05-20 at 15.20.49

Спали все плохо. Мне снились медведи, странные и неприятные ситуации (представляете, какими мыслями полон загон для скота), и вообще, сон был нарезан на маленькие кусочки.
Главное же – стало совершенно понятно, что для майских, весенних и солнечных походов по румынским Карпатам, даже не по самым высоким и продуваемым маршрутам, таким, как хребет Фэгураш, даже по низкому Чиндрелу, крайне необходима штурмовая палатка или хотя бы палатка с юбкой. А мы-то, дураки неотесаные!