Псковский реестр

  для М. Б.

Не спутать бы азарт и страсть (не дай нам,
Господь). Припомни март, семейство Найман.
Припомни Псков, гусей и, вполнакала,
фонарики, музей, "Мытье" Шагала.

Уколы на бегу (не шпилькой -- пикой!).
Сто маковок в снегу, на льду Великой
катанье, говоря по правде, сдуру,
сугробы, снегири, температуру.
Еще -- объятий плен, от жара смелый,
и вязаный твой шлем из шерсти белой.
И черного коня, и взгляд, печалью
сокрытый -- от меня -- как плечи -- шалью.
Кусты и пустыри, деревья, кроны, холмы,
монастыри, кресты, вороны. И фрески те (в пыли),
где, молвить строго, от Бога, от земли
равно немного. Мгновенье -- и прерву,
еще лишь горстка:
припомни синеву снегов Изборска,
где разум мой парил, как некий облак,
и времени дарил мой "Фэд" наш облик.
О синева бойниц (глазниц)! Домашний барраж
крикливых птиц над каждой башней,
и дальше (оборви!) простор с разбега.
И колыбель любви -- белее снега!
Припоминай и впредь (хотя в разлуке
уже не разглядеть: а кто там в люльке)
те кручи и поля, такси в равнине,
бифштексы, шницеля, долги поныне.
Умей же по полям, по стрелкам, верстам
и даже по рублям (почти по звездам!),
по формам без души со всем искусством
Колумба (о спеши!) вернуться к чувствам.
Ведь в том и суть примет (хотя бы в призме
разлук): любой предмет -- свидетель жизни.
Пространство и года (мгновений груда),
ответы на "когда", "куда", "откуда".
Впустив тебя в музей (зеркальных зальцев),
пусть отпечаток сей и вправду пальцев,
чуть отрезвит тебя -- придет на помощь
отдавшей вдруг себя на миг, на полночь
сомнениям во власть и укоризне,
когда печется страсть о долгой жизни
на некой высоте, как звук в концерте,
забыв о долготе, -- о сроках смерти!
И нежности приют и грусти вестник,
нарушивши уют, любви ровесник --
с пушинкой над губой стихотворенье
пусть радует собой хотя бы зренье.